Осенью 1998 года в кювете возле подмосковной деревни Вашутино нашли брошенный “Сааб”, а в его багажнике - трупы двух человек. Одним был владелец “Сааба” Сергей Иванцов, вторым- его водитель. Оба были застрелены из пистолета “Макаров”.
К слову, это сейчас “Саабы” пропали с московских дорог, а в девяностые годы это была престижная, популярная у богатых предпринимателей марка. По телевизору шла реклама - “Летайте автомобилями “Сааб!”. Многие летали.
Иванцову в момент смерти было сорок лет, он был членом Совета предпринимателей при правительстве Москвы и вором в законе. Кличка его в криминальном мире была простой: Иванец. До “Сааба” у него был “БМВ” - добротная бандитская классика.
Я знала его лично, потому что он был москвичом из хорошей семьи: родился в доме на Беговой улице возле Ипподрома у родителей-университетских преподавателей и был одноклассником старшего брата одного из моих тогдашних друзей, Мити. Теперь уже не узнаешь, как Иванец пошел по кривой дорожке, но в 1992-ом году он “держал” все антикварные магазины в Москве, был крупным "авторитетом" и прочее в том же роде. Жил он все в той же родительской квартире, в том же подъезде, что и Митя.
Митин брат за полгода до этого эмигрировал в Америку, и Иванцов по наследству достался Митьке в качестве старшего приятеля.
В начале той зимы Иванцу кто-то сообщил, что готовится его арест, и он спрятался от милиции в митькиной квартире. Просто договорился с ним и переехал жить на несколько этажей выше вместе с женой и охранниками.
По утрам к Иванцу являлись почтительные гонцы с пакетами денег. От Иванца я узнала, что старинные брегеты и прочие исторические артефакты, выставленные в арбатских витринах на радость иностранным туристам, собирались по частям из разных часов криминальными умельцами - и что вообще все антикварные были точками переработки и сбыта краденного.
И Иванцов, и его жена к тому времени плотно сидели на героине. Время словно тянулось вокруг них, ускориться было невозможно - они медленно отвечали, медленно моргали, медленно двигались и в целом были невероятно скучны.
В первый раз мы встретились, когда я однажды в воскресенье заехала к Мите в гости. Без предупреждения, что тогда было вполне принято - просто позвонила в дверь часов в 11 утра. Открыл незнакомый настороженный парень, узнал, к кому я, и потерял ко мне интерес. Митя еще спал, на его кухне сидели незнакомые люди - взрослый мужчина и женщина со стертым лицом, неразличимого возраста, с крашеными светлыми волосами. Она нудно, на одной ноте, жаловалась, что-де только что ездила на Арбат проверять магазины и в одном из них уронила в туалете десятитысячную пачку долларов.
- И хоть бы одна сука вернула, что за люди, блядь, что за люди! - твердила она, глядя куда-то в плиту.
Я помрачнела, услышав мат, и произнесла воспитательную речь. В двадцать лет я оставалась суровой девицей, не стеснявшейся доносить свое мнение до всех вокруг без оглядки на обстоятельства.
Иванец спокойно кивнул. Его жена не услышала ни слова из того, что я сказала, и продолжала ругаться. Он пихнул ее в бок. Она замолчала вообще, точно ее выключили.
Пачку в 10 тысяч долларов увидеть нормальному человеку можно было только в кино, и я подозревала, что все она врет - и денег не теряла, а проторчала все втайне от Иванца, и этим нелепым спектаклем с причитаниями пытается замести следы. Меня сильно раздражала вся эта мизансцена.
Встал Митька, мы начали пить чай с булками.
Все равно находиться в квартире было неприятно - по коридору на цыпочках ходили парни с квадратными мордами, шли какие-то тихие переговоры - все было сонным, унылым, напоминало уездную больницу.
Митька шепотом рассказал про высокий криминальный статус гостя. От этого Иванцов не показался интересней: он был старше на десять лет, то есть находился за горизонтом моего тогдашнего понимания. В полной мере я увидела людей старшего возраста как живых и понятных созданий намного позже. Лет в тридцать восемь внезапно показалось, что я словно стою на вершине горы, смотрю в обе стороны и вижу до самого горизонта - и младенцев, и стариков, и все они примерно одинаковые, прекрасные человеческие бусины, - разве что одни находятся ближе к обрыву нити, а другие дальше и обрыв этот за холмом еще не видят.
Еды в начале девяностых было не добыть, я постоянно ходила смертельно голодная - что было главной причиной того, почему две недели спустя очередным воскресным утром я снова зашла к ним в гости. На этот раз в доме спали все, хотя было часов двенадцать. Охранник открыл дверь и ушел в глубь квартиры. На разделочной доске на кухне раскинулась целиковая севрюга. Рядом лежал нож. Я отрезала небольшой ломтик. Поставила чайник. В квартире было тихо. Я вспомнила, как в моем детстве бабушка уговаривала меня есть севрюгу, а я набирала ее в рот и выплевывала в унитаз.
- Потом захочешь севрюги, а ее не будет! - огорчалась бабушка.
Иванец, вселившись в чужую квартиру, действительно словно пропал с милицейских радаров. Он прожил там до конца зимы и все эти месяцы пытался играть для Митьки роль старшего брата вместо своего уехавшего приятеля.
Нанял Митьку на работу: ездить с водителем и собирать с точек деньги. Собирал деньги водитель - задачей Митьки было сидеть с суровым видом в машине и ни в коем случае из нее не выходить.
Первым делом Митька вышел из машины и захлопнул за собой дверь. Ключи остались в замке, мотор работал, машина автоматически заперлась. Пришлось разбивать стекло. Иванец повздыхал и велел водителю вынимать ключ из замка.
Однажды Митька с охранником ждали Иванца с деловой встречи в центре Москвы. Стояли морозы, ждать надо было несколько часов, и они зашли в Центральный детский театр. Шел детский утренник: зайчики, волки, Снегурочка. Охранник, рассказывал Митька, смотрел спектакль с искренним интересом.
Иванец часто предлагал деньги всем вокруг. Кто-то брал, кто-то отказывался. Если отказывающийся говорил, что, мол, спасибо, не надо, возьму в другой раз, завтра, Иванцов угрюмо говорил:
Не в смысле, что не будет денег, а в том, что не будет никакого завтра.
В митькину квартиру пришли с обыском на следующий день после того, как Иванец съехал со всей своей командой. Его снова предупредили. Говорили, что он сел в свой "БМВ" и поехал на Запад, во Францию. Говорили, что в Париже у него кончились деньги, и он вернулся, чтобы не потерять законный кусок бизнеса. Попытался легализоваться. Получил удостоверение члена Союза московских предпринимателей. Стал сооснователем "Телекома". Дальше была деревня Вашутино и три дыры от “Макарова” - две в груди, одна в голове.
К слову, это сейчас “Саабы” пропали с московских дорог, а в девяностые годы это была престижная, популярная у богатых предпринимателей марка. По телевизору шла реклама - “Летайте автомобилями “Сааб!”. Многие летали.
Иванцову в момент смерти было сорок лет, он был членом Совета предпринимателей при правительстве Москвы и вором в законе. Кличка его в криминальном мире была простой: Иванец. До “Сааба” у него был “БМВ” - добротная бандитская классика.
Я знала его лично, потому что он был москвичом из хорошей семьи: родился в доме на Беговой улице возле Ипподрома у родителей-университетских преподавателей и был одноклассником старшего брата одного из моих тогдашних друзей, Мити. Теперь уже не узнаешь, как Иванец пошел по кривой дорожке, но в 1992-ом году он “держал” все антикварные магазины в Москве, был крупным "авторитетом" и прочее в том же роде. Жил он все в той же родительской квартире, в том же подъезде, что и Митя.
Митин брат за полгода до этого эмигрировал в Америку, и Иванцов по наследству достался Митьке в качестве старшего приятеля.
В начале той зимы Иванцу кто-то сообщил, что готовится его арест, и он спрятался от милиции в митькиной квартире. Просто договорился с ним и переехал жить на несколько этажей выше вместе с женой и охранниками.
По утрам к Иванцу являлись почтительные гонцы с пакетами денег. От Иванца я узнала, что старинные брегеты и прочие исторические артефакты, выставленные в арбатских витринах на радость иностранным туристам, собирались по частям из разных часов криминальными умельцами - и что вообще все антикварные были точками переработки и сбыта краденного.
И Иванцов, и его жена к тому времени плотно сидели на героине. Время словно тянулось вокруг них, ускориться было невозможно - они медленно отвечали, медленно моргали, медленно двигались и в целом были невероятно скучны.
В первый раз мы встретились, когда я однажды в воскресенье заехала к Мите в гости. Без предупреждения, что тогда было вполне принято - просто позвонила в дверь часов в 11 утра. Открыл незнакомый настороженный парень, узнал, к кому я, и потерял ко мне интерес. Митя еще спал, на его кухне сидели незнакомые люди - взрослый мужчина и женщина со стертым лицом, неразличимого возраста, с крашеными светлыми волосами. Она нудно, на одной ноте, жаловалась, что-де только что ездила на Арбат проверять магазины и в одном из них уронила в туалете десятитысячную пачку долларов.
- И хоть бы одна сука вернула, что за люди, блядь, что за люди! - твердила она, глядя куда-то в плиту.
Я помрачнела, услышав мат, и произнесла воспитательную речь. В двадцать лет я оставалась суровой девицей, не стеснявшейся доносить свое мнение до всех вокруг без оглядки на обстоятельства.
Иванец спокойно кивнул. Его жена не услышала ни слова из того, что я сказала, и продолжала ругаться. Он пихнул ее в бок. Она замолчала вообще, точно ее выключили.
Пачку в 10 тысяч долларов увидеть нормальному человеку можно было только в кино, и я подозревала, что все она врет - и денег не теряла, а проторчала все втайне от Иванца, и этим нелепым спектаклем с причитаниями пытается замести следы. Меня сильно раздражала вся эта мизансцена.
Встал Митька, мы начали пить чай с булками.
Все равно находиться в квартире было неприятно - по коридору на цыпочках ходили парни с квадратными мордами, шли какие-то тихие переговоры - все было сонным, унылым, напоминало уездную больницу.
Митька шепотом рассказал про высокий криминальный статус гостя. От этого Иванцов не показался интересней: он был старше на десять лет, то есть находился за горизонтом моего тогдашнего понимания. В полной мере я увидела людей старшего возраста как живых и понятных созданий намного позже. Лет в тридцать восемь внезапно показалось, что я словно стою на вершине горы, смотрю в обе стороны и вижу до самого горизонта - и младенцев, и стариков, и все они примерно одинаковые, прекрасные человеческие бусины, - разве что одни находятся ближе к обрыву нити, а другие дальше и обрыв этот за холмом еще не видят.
Еды в начале девяностых было не добыть, я постоянно ходила смертельно голодная - что было главной причиной того, почему две недели спустя очередным воскресным утром я снова зашла к ним в гости. На этот раз в доме спали все, хотя было часов двенадцать. Охранник открыл дверь и ушел в глубь квартиры. На разделочной доске на кухне раскинулась целиковая севрюга. Рядом лежал нож. Я отрезала небольшой ломтик. Поставила чайник. В квартире было тихо. Я вспомнила, как в моем детстве бабушка уговаривала меня есть севрюгу, а я набирала ее в рот и выплевывала в унитаз.
- Потом захочешь севрюги, а ее не будет! - огорчалась бабушка.
Я не верила, что такое возможно. Я, захочу рыбу? Да никогда!
С трудом оторвавшись от севрюги, я ушла, не дождавшись пробуждения хозяев.
- Такая интеллигентная девушка и съела почти всю рыбу! - изумлялся потом, по рассказам свидетелей, Иванцов.
Больше я к ним в гости не приходила.
Потом Митька украл у Иванца героин, и Иванец, сокрушаясь, говорил ему:
- Твое счастье, что мы здесь вдвоем и никто об этом не знает. Мне же пришлось бы с тобой разобраться, идиот, я же не могу никому позволить крысятничать! Ты не представляешь, как тебе повезло.
Митька и не представлял, и это его, подозреваю, уже слабо волновало. Родители его умерли, когда он был пухлым тинейджером. Старший брат практически вырастил его - без особого, впрочем, старания. Он был самым холодным человеком из всех, что я видела в жизни, и Митьку не любил, как не любил никого в мире. Он и познакомил Митьку с наркотиками - а потом уехал в США. Сам он наркоманом не стал, зато Митька начал употреблять все, что попадалось под руку.
- Такая интеллигентная девушка и съела почти всю рыбу! - изумлялся потом, по рассказам свидетелей, Иванцов.
Больше я к ним в гости не приходила.
Потом Митька украл у Иванца героин, и Иванец, сокрушаясь, говорил ему:
- Твое счастье, что мы здесь вдвоем и никто об этом не знает. Мне же пришлось бы с тобой разобраться, идиот, я же не могу никому позволить крысятничать! Ты не представляешь, как тебе повезло.
Митька и не представлял, и это его, подозреваю, уже слабо волновало. Родители его умерли, когда он был пухлым тинейджером. Старший брат практически вырастил его - без особого, впрочем, старания. Он был самым холодным человеком из всех, что я видела в жизни, и Митьку не любил, как не любил никого в мире. Он и познакомил Митьку с наркотиками - а потом уехал в США. Сам он наркоманом не стал, зато Митька начал употреблять все, что попадалось под руку.
Иванец, вселившись в чужую квартиру, действительно словно пропал с милицейских радаров. Он прожил там до конца зимы и все эти месяцы пытался играть для Митьки роль старшего брата вместо своего уехавшего приятеля.
Нанял Митьку на работу: ездить с водителем и собирать с точек деньги. Собирал деньги водитель - задачей Митьки было сидеть с суровым видом в машине и ни в коем случае из нее не выходить.
Первым делом Митька вышел из машины и захлопнул за собой дверь. Ключи остались в замке, мотор работал, машина автоматически заперлась. Пришлось разбивать стекло. Иванец повздыхал и велел водителю вынимать ключ из замка.
Однажды Митька с охранником ждали Иванца с деловой встречи в центре Москвы. Стояли морозы, ждать надо было несколько часов, и они зашли в Центральный детский театр. Шел детский утренник: зайчики, волки, Снегурочка. Охранник, рассказывал Митька, смотрел спектакль с искренним интересом.
Иванец часто предлагал деньги всем вокруг. Кто-то брал, кто-то отказывался. Если отказывающийся говорил, что, мол, спасибо, не надо, возьму в другой раз, завтра, Иванцов угрюмо говорил:
- Завтра не будет.
Не в смысле, что не будет денег, а в том, что не будет никакого завтра.
В митькину квартиру пришли с обыском на следующий день после того, как Иванец съехал со всей своей командой. Его снова предупредили. Говорили, что он сел в свой "БМВ" и поехал на Запад, во Францию. Говорили, что в Париже у него кончились деньги, и он вернулся, чтобы не потерять законный кусок бизнеса. Попытался легализоваться. Получил удостоверение члена Союза московских предпринимателей. Стал сооснователем "Телекома". Дальше была деревня Вашутино и три дыры от “Макарова” - две в груди, одна в голове.
Митька умер от передозировки в чужой квартире через год после смерти Иванца. Его товарищи по героину разбежались кто куда, так что никакой “скорой” ему не вызывали, и он несколько часов пролежал мертвым в туалете.
Его старший брат прожил в США около десяти лет нелегалом. Он сделал себе американские водительские права и успешно работал на монтаже рок-концертов и других шоу. И он нашел любовь - завел пса и полюбил его всем своим холодным странным сердцем. Он разбился насмерть где-то под Нью-Йорком, когда вез заболевшего пса в ветеринарную больницу - спешил и вылетел на встречку. И он, и собака погибли на месте.
Ох... спасибо.
ОтветитьУдалитьМне нравится, как ясно и кинематографично вы пишете! Скажите, что этот скрытый от всех глаз сайт — просто забытая авторская копия продающегося миллионными тиражами текста, о котором я почему-то не слышал...
ОтветитьУдалитьСпасибо за комментарий! Удивительно, как вы-то нашли этот блог ) Я выложила пдф на ридеро, и там его вроде даже купили человек 10, но они там дерут какие-то крупные суммы типа 500 рублей за книжку и ничего авторам не перечисляют, оказывается, так что с литературой было решено завязать.
Удалить