В Хьюстоне внезапно оказалось, что на дворе глухая ночь, а я иду по одному из самых опасных городских районов во всей Америке.
Бывают такие моменты, когда оглядываешься вокруг, словно проснувшийся лунатик, с ощущением полной безумности происходящего. И хотя можешь по шагам восстановить события, которые привели тебя в эту точку - и они даже логичны и рационально объяснимы - это чувство остранения не проходит. Со мной такое было однажды в Москве, когда я вышла из двери маленькой лаборатории на окраине в 7:30 утра: ветер, солнце, щербатые бетонные ступеньки, я стою на них вся сосредоточенная, нацеленная на успех - и сжимаю в руке пакет с замороженной собачьей плазмой. Вся эта мизансцена вдруг показалась мне абсолютно нереальной, словно взгляд изнутри на какое-нибудь бунюэлевское кино.
Автобус закрыл двери и уехал. Вокруг была тишина, деревянные дома стояли с забитыми окнами. Сквозь щели кое-где пробивался свет. Я сразу поняла, что это не к добру, но возвращаться было некуда, поэтому сверилась с навигатором и зашагала, куда тот велел.
Хозяин хостела написал в сообщении на арнби: дом найти легко, у него на стене прибита большая красная звезда, а рядом на соседском участке десять старых машин - но это нормально, просто у соседа такой бизнес, он ремонтирует машины, ничего криминального. Гугл бодро нарисовал маршрут: от остановки автобуса девять кварталов прямо, потом два направо, всего 27 минут хода, не заблудитесь.
На перекрестках горели подвешенные на проводах фонари. Между этими кляксами света тянулись длинные куски полной темноты, в которую приходилось нырять, как в омут. На мостовой валялся бумажный мусор, время от времени ветер подхватывал его и тащил вперед, и тогда мусор вкрадчиво и неприятно шуршал, скользя по асфальту. Иногда квартал начинался развалюхой с парой ржавеющих в палисаднике машин, а дальше до поворота были только низкие густые кусты, бурьян, какие-то баки. Потом опять мутная лампа, дрожащее пятно света под ней, и наконец на следующей стороне перекрестка вновь возникали дома.
Сверкнул изгиб велосипедного руля, яркие белки с красными прожилками на черном лице - прямо передо мной дорогу пересек помятый мужик на велосипеде, взглянул в упор перекошенным от изумления лицом, дернул в сторону руль и поехал поспешно прочь, не останавливаясь и не задавая вопросов.
Гугл зато был бодр и оптимистичен.
- Еще шесть кварталов вперед по Лайв-Оак, потом направо два квартала. Нужный вам дом стоит на углу. Вы будете там через восемнадцать минут.
- Если доживу, - подумала я. - Легко тебе указывать из Калифорнии.
Километрах в двух вдали были видны небоскребы даунтауна со светящимися окнами. Я провела там вечер на сороковом этаже одного из отелей, во вращающемся ресторане. Сидела за столом с коктейлем за 16 долларов, любуясь закатом, гламурная как все Кардашьяны вместе взятые. Подняться в ресторан можно было только в прозрачном стеклянном лифте, двигавшемся по наружной стороне башни.
- О господи, - сказала одна из женщин, когда лифт приехал и пригласительно открыл двери. - О боже мой! Так, ладно, я с этим справлюсь.
И она мужественно шагнула в лифт, стиснула поручень, закрыла глаза и так и простояла до самого верха.
Мы сделали оборотов десять или пятнадцать вокруг оси, пока солнце медленно закатывалось за дальние хьюстонские пригороды, и его отражение горело и дробилось в зеркальных стенах небоскребов вокруг. Когда последний кроваво-красный луч... в общем, когда окончательно стемнело, я спустилась вниз и села в автобус, доверившись навигатору.
Машину я сдала в прокатную контору сразу, как приехала из Лафайетта, и планировала арендовать следующую через три дня уже в Остине. Поэтому теперь шла по Третьему Варду Хьюстона пешком - пока еще не зная, что этот район называется именно так и имеет дурную славу.
На Юге США многие старые жилые районы в городах называются не "дистриктами" (районами), а "вардами" - "отделениями", как в больнице или тюрьме.
На мне была любимая мини-юбка с карманами, за спиной - рюкзачок, в котором лежало все самое ценное. Чемодан остался в хостеле, где я ночевала первую ночь и куда должна была вернуться на следующий день. Только на одну эту ночь там не оказалось мест, поэтому пришлось поспешно искать ночлег через арнби.
Я шла и думала о классических открывающих сценах в триллерах. Мы все их видели. Одинокая девица с расширенными от ужаса глазами спотыкается на каблуках у темных пустырей. Куда же тебя понесло, думает зритель, тебя же зарежут за ближайшим углом, вон уже и тень зловещая позади маячит! Оглядывайся - не оглядывайся, а твое тело найдут сразу после того, как закончатся вступительные титры, и над ним склонится невыспавшийся главный герой со стаканчиком кофе в руках.
И это воспринимается, как своего рода киноусловность, прием - типа привидений или Фредди Крюгера. Предположительно, в реальной жизни девушки по ночам сидят дома, а не бродят по опасным местам в одиночку.
На самом деле бродят, конечно, потому что иначе так и просидишь всю жизнь взаперти. Я помню, как возвращалась по темной Москве в седьмом-восьмом классах из школы или от подруг после разных вечеринок - у нас был школьная компания, и мы иногда задерживались допоздна, болтали, ваяли какие-то стенгазеты, которые требовали учителя. Когда расходились, всегда было уже темно. Москва же, зимой темнело уже в четыре, в восемь улицы вымирали. Ночной жизни на рубеже восьмидесятых как таковой не было, да и людей было мало. От Добрынинской в сторону Павелецкой под площадью тянулся полукилометровый подземный переход с множеством боковых лестниц. Проход по нему занимал, наверное, минут пять, и это были страшные минуты. Каждый звук в переходе раздавался гулко, на километр - нельзя было прокрасться по нему неслышно и незаметно. Приходилось надеяться, что никто не стоит, притаившись за углом на очередной боковой лестнице, и не схватит меня, когда я подойду ближе. Мне было лет 13, 14 (позже эти посиделки прекратились), когда я шагала там целеустремленно в темноте, цок-цок-цок под потрескивающими тусклыми лампами, успокаивая себя теми соображениями, что статистически маловероятно, чтобы именно сегодня и именно в этом переходе меня поджидал маньяк с ножом и веревкой в руках. Подруга, готовясь к поступлению в МГУ, ездила на занятия к репетитору на Ленинском проспекте и возвращалась пешком через Нескучный сад, потому что ее мама волновалась, что она слишком много занимается и слишком мало дышит свежим воздухом. Спустя несколько лет выяснилось, что в те месяцы в Нескучном нашли мертвую девушку.
Потом меня догнала машина. За рулем был крепкий чернокожий парень в костюме - светлая рубашка, мятый пиджак, толстая шея. Он проехал вперед, развернулся и сделал круг. Я все шагала, не сворачивая и не замедляя темп. Машина притормозила, поравнявшись, парень высунулся в опущенное окно и спросил, можно ли получить мой номер телефона.
- Lady, may I have your number?
- What?
- May I have your number?
Он был настороже, словно не мог до конца осознать происходящее и не был уверен, что я так уж безопасна - может, у меня пистолет за поясом, или где-то рядом передвигается группа прикрытия с автоматами.
Я ответила, что, конечно, могу дать ему свой номер телефона, только зачем он ему, если номер русский, а американского у меня нету. Он дернулся всем телом назад, газанул и умчался. Через секунду стоп-сигналы его машины сверкнули красным вдалеке, она свернула налево и пропала.
Я пошла дальше, вспоминая стенд-ап на тему русского акцента, пугающего всех бандитов.“Юр финк зис из бад нейборхуд?”
Оставалось блока два-три до нужного перекрестка. Я вытащила телефон, ткнула в экран - в этой кромешной темноте включать его было неприятно, потому что он подсвечивал мое лицо и начинало казаться, будто все окрестные монстры могут разглядеть меня за версту.
И тут выяснилось, что навигатор потерял связь с космосом.
Бывают такие моменты, когда оглядываешься вокруг, словно проснувшийся лунатик, с ощущением полной безумности происходящего. И хотя можешь по шагам восстановить события, которые привели тебя в эту точку - и они даже логичны и рационально объяснимы - это чувство остранения не проходит. Со мной такое было однажды в Москве, когда я вышла из двери маленькой лаборатории на окраине в 7:30 утра: ветер, солнце, щербатые бетонные ступеньки, я стою на них вся сосредоточенная, нацеленная на успех - и сжимаю в руке пакет с замороженной собачьей плазмой. Вся эта мизансцена вдруг показалась мне абсолютно нереальной, словно взгляд изнутри на какое-нибудь бунюэлевское кино.
Автобус закрыл двери и уехал. Вокруг была тишина, деревянные дома стояли с забитыми окнами. Сквозь щели кое-где пробивался свет. Я сразу поняла, что это не к добру, но возвращаться было некуда, поэтому сверилась с навигатором и зашагала, куда тот велел.
Хозяин хостела написал в сообщении на арнби: дом найти легко, у него на стене прибита большая красная звезда, а рядом на соседском участке десять старых машин - но это нормально, просто у соседа такой бизнес, он ремонтирует машины, ничего криминального. Гугл бодро нарисовал маршрут: от остановки автобуса девять кварталов прямо, потом два направо, всего 27 минут хода, не заблудитесь.
На перекрестках горели подвешенные на проводах фонари. Между этими кляксами света тянулись длинные куски полной темноты, в которую приходилось нырять, как в омут. На мостовой валялся бумажный мусор, время от времени ветер подхватывал его и тащил вперед, и тогда мусор вкрадчиво и неприятно шуршал, скользя по асфальту. Иногда квартал начинался развалюхой с парой ржавеющих в палисаднике машин, а дальше до поворота были только низкие густые кусты, бурьян, какие-то баки. Потом опять мутная лампа, дрожащее пятно света под ней, и наконец на следующей стороне перекрестка вновь возникали дома.
Сверкнул изгиб велосипедного руля, яркие белки с красными прожилками на черном лице - прямо передо мной дорогу пересек помятый мужик на велосипеде, взглянул в упор перекошенным от изумления лицом, дернул в сторону руль и поехал поспешно прочь, не останавливаясь и не задавая вопросов.
Гугл зато был бодр и оптимистичен.
- Еще шесть кварталов вперед по Лайв-Оак, потом направо два квартала. Нужный вам дом стоит на углу. Вы будете там через восемнадцать минут.
- Если доживу, - подумала я. - Легко тебе указывать из Калифорнии.
Километрах в двух вдали были видны небоскребы даунтауна со светящимися окнами. Я провела там вечер на сороковом этаже одного из отелей, во вращающемся ресторане. Сидела за столом с коктейлем за 16 долларов, любуясь закатом, гламурная как все Кардашьяны вместе взятые. Подняться в ресторан можно было только в прозрачном стеклянном лифте, двигавшемся по наружной стороне башни.
- О господи, - сказала одна из женщин, когда лифт приехал и пригласительно открыл двери. - О боже мой! Так, ладно, я с этим справлюсь.
И она мужественно шагнула в лифт, стиснула поручень, закрыла глаза и так и простояла до самого верха.
Мы сделали оборотов десять или пятнадцать вокруг оси, пока солнце медленно закатывалось за дальние хьюстонские пригороды, и его отражение горело и дробилось в зеркальных стенах небоскребов вокруг. Когда последний кроваво-красный луч... в общем, когда окончательно стемнело, я спустилась вниз и села в автобус, доверившись навигатору.
Машину я сдала в прокатную контору сразу, как приехала из Лафайетта, и планировала арендовать следующую через три дня уже в Остине. Поэтому теперь шла по Третьему Варду Хьюстона пешком - пока еще не зная, что этот район называется именно так и имеет дурную славу.
На Юге США многие старые жилые районы в городах называются не "дистриктами" (районами), а "вардами" - "отделениями", как в больнице или тюрьме.
На мне была любимая мини-юбка с карманами, за спиной - рюкзачок, в котором лежало все самое ценное. Чемодан остался в хостеле, где я ночевала первую ночь и куда должна была вернуться на следующий день. Только на одну эту ночь там не оказалось мест, поэтому пришлось поспешно искать ночлег через арнби.
Я шла и думала о классических открывающих сценах в триллерах. Мы все их видели. Одинокая девица с расширенными от ужаса глазами спотыкается на каблуках у темных пустырей. Куда же тебя понесло, думает зритель, тебя же зарежут за ближайшим углом, вон уже и тень зловещая позади маячит! Оглядывайся - не оглядывайся, а твое тело найдут сразу после того, как закончатся вступительные титры, и над ним склонится невыспавшийся главный герой со стаканчиком кофе в руках.
И это воспринимается, как своего рода киноусловность, прием - типа привидений или Фредди Крюгера. Предположительно, в реальной жизни девушки по ночам сидят дома, а не бродят по опасным местам в одиночку.
На самом деле бродят, конечно, потому что иначе так и просидишь всю жизнь взаперти. Я помню, как возвращалась по темной Москве в седьмом-восьмом классах из школы или от подруг после разных вечеринок - у нас был школьная компания, и мы иногда задерживались допоздна, болтали, ваяли какие-то стенгазеты, которые требовали учителя. Когда расходились, всегда было уже темно. Москва же, зимой темнело уже в четыре, в восемь улицы вымирали. Ночной жизни на рубеже восьмидесятых как таковой не было, да и людей было мало. От Добрынинской в сторону Павелецкой под площадью тянулся полукилометровый подземный переход с множеством боковых лестниц. Проход по нему занимал, наверное, минут пять, и это были страшные минуты. Каждый звук в переходе раздавался гулко, на километр - нельзя было прокрасться по нему неслышно и незаметно. Приходилось надеяться, что никто не стоит, притаившись за углом на очередной боковой лестнице, и не схватит меня, когда я подойду ближе. Мне было лет 13, 14 (позже эти посиделки прекратились), когда я шагала там целеустремленно в темноте, цок-цок-цок под потрескивающими тусклыми лампами, успокаивая себя теми соображениями, что статистически маловероятно, чтобы именно сегодня и именно в этом переходе меня поджидал маньяк с ножом и веревкой в руках. Подруга, готовясь к поступлению в МГУ, ездила на занятия к репетитору на Ленинском проспекте и возвращалась пешком через Нескучный сад, потому что ее мама волновалась, что она слишком много занимается и слишком мало дышит свежим воздухом. Спустя несколько лет выяснилось, что в те месяцы в Нескучном нашли мертвую девушку.
Потом меня догнала машина. За рулем был крепкий чернокожий парень в костюме - светлая рубашка, мятый пиджак, толстая шея. Он проехал вперед, развернулся и сделал круг. Я все шагала, не сворачивая и не замедляя темп. Машина притормозила, поравнявшись, парень высунулся в опущенное окно и спросил, можно ли получить мой номер телефона.
- Lady, may I have your number?
- What?
- May I have your number?
Он был настороже, словно не мог до конца осознать происходящее и не был уверен, что я так уж безопасна - может, у меня пистолет за поясом, или где-то рядом передвигается группа прикрытия с автоматами.
Я ответила, что, конечно, могу дать ему свой номер телефона, только зачем он ему, если номер русский, а американского у меня нету. Он дернулся всем телом назад, газанул и умчался. Через секунду стоп-сигналы его машины сверкнули красным вдалеке, она свернула налево и пропала.
Я пошла дальше, вспоминая стенд-ап на тему русского акцента, пугающего всех бандитов.“Юр финк зис из бад нейборхуд?”
Оставалось блока два-три до нужного перекрестка. Я вытащила телефон, ткнула в экран - в этой кромешной темноте включать его было неприятно, потому что он подсвечивал мое лицо и начинало казаться, будто все окрестные монстры могут разглядеть меня за версту.
И тут выяснилось, что навигатор потерял связь с космосом.
(продолжение следует)
+
ОтветитьУдалить