Сквозь темную воду светились белые надгробные плиты. Дети бегали с мячом по лужам у старого деревянного дома, в резиновых сапогах и футболках с шортами. Низкое солнце светило сквозь них, съедая половину объема, тени тянулись вправо почти до самой дороги. Я развернулась, чтобы проехать мимо них снова. Красота этого кадра показалась мне странной, острой - словно старый нож, что валяется на даче почерневший и истончившийся, но все еще способный перерезать на лету волос.
Совершенно непонятно всегда, что с такой красотой делать. Сфотографировать не выйдет, потому что снимки никому не нужны и в любом случае не передадут этот чистый воздух, теплую луизианскую сырость, запах реки. Кладбищенскую пустоту вокруг.
Для настолько глухих мест там было удивительно много детей. У деревянных покосившихся домов валялись детские игрушки, велосипеды. Кузовы пластмассовых грузовиков были полны воды. Дальше по дороге начался туман - он лежал кусками, точно серое масло, машина въезжала и выезжала из него, иногда поле справо было все затянуто туманом, а на поле слева сияло солнце и одновременно моросил дождь. Дорожные знаки предупреждали об особо аварийных участках. Машин навстречу почти не попадалось, потому что я ехала не по скоростной трассе, а по забытой богом и историей дороге номер 18, повторяющей все изгибы Миссиссипи.
Когда видишь эти придорожные сценки, они не существуют в отдельности, как потом выйдет на фото. Они скорее кадр в кинофильме, и этот кадр связан со всем вокруг - с железнодорожными переездами и заколоченными магазинами, чавкающей под ногами красной землей, рекламными щитами с Иисусом.
Справа текла река, невидимая за насыпью. Время от времени дорога упиралась в тупик и тогда переходила на другой берег, взбиралась на мост. Сверху становились видны стоящие на якоре баржи и корабли: нижняя их часть тонула в тумане, поднимающемся над рекой, видны были только верхушки бортов и трубы. Где-то под баржами спали гигантские аллигаторы - каждый пятый аллигатор в Миссиссипи больше трех метров длиной, они там крупнее, чем где-либо еще на Юге. Берега были заросшие, непролазные, тоже почти неразличимые. Подобраться к воде было бы сложно. Да и незачем, в общем.
Не понимаю, как у Марк Твена Том Сойер и Гек Финн могли купаться в этой реке.
Я ехала вверх, через Батон-Руж до Мемфиса. Это больше 600 километров строго на север. Места вокруг были роскошные и в то же время нищие, точно одна гигантская декорация к первому сезону True detective. Проехала несколько полузатопленных кладбищ, почему-то устроенных не на верху склонов, а под ними. Поля с заброшенными деревянными домами и огромными южными дубами, свалки из сломанных пикапов и тракторов, которые в местном климате успели превратиться в кружева из травы и почерневшего металла. В один из пустых домов дом залезла и прошла по комнатам. Внутри не было ничего, кроме наполовину выломанных стен. Из окна открывался вид на дорогу и зеленый накат дамбы за ней, на мою арендованную машину, мокрую от дождя. Дальше стояли другие дома, обитаемые, судя по припаркованным рядом машинам. В другой реальности я могла бы быть тем человеком, что жил здесь, смотрел из окна на эту дорогу день за днем, а потом уехал или умер.
По обеим берегам время от времени возникали бывшие сахарные плантации - туристическая луизианская гордость. Из Нового Орлеана к ним возят автобусы с группами. От плантаторских особняков ко входам по-прежнему тянутся аллеи из южных дубов, посаженных три сотни лет назад. Деревянные одноэтажные бараки для рабов - на одну или две семьи, с камином посередине и лавками у стен. Колокол на деревянной вышке, чтобы подавать сигнал об окончании работ. Тени предков, конфедераты, белые платья Скарлетт.
Новый Орлеан практически весь выстроен на месте старых сахарных плантаций - изначально город был гораздо меньше, размером с Французский квартал. Когда ходишь по нему пешком, на каждом третьем перекрестке натыкаешься на указатель со словами о том, чья это была раньше плантация и откуда ее владельцы приехали. Имена в основном французские. Все эти раскидистые дубы, магнолии, пальмы, особняки с колоннами и подъездные дорожки из красного кирпича - парадные участки плантаций выглядят волшебно. Выяснилось, что я не могу спокойно на это смотреть, потому что рабство возмущает меня слишком сильно для того, чтобы проникнуться очарованием плантаторского быта, и чем роскошней дубовая аллея, тем сильнее меня корчит.
Одними из самых богатых луизианских рабовладельцев до Гражданской войны была семья Роман, потомки перебравшегося в Луизиану в 18 веке лионского буржуа. К началу следующего века они породнились с другими местными богатеями, и совместно расширенное семейство владело пятью крупнейшими плантациями, в том числе знаменитой "Плантацией дубовой аллеи". От Романов остался открытый для публики архив с частной и деловой перепиской, перепись имущества, включающая еще одну луизианскую знаменитость - раба Антуана. "Тридцати восьми лет, черный креол, садовник и специалист по пекановым деревьям”. Антуан вывел новый сорт пекановых орехов с такой тонкой кожурой, что ее можно было разломать руками. На момент смерти его инвентарная стоимость составляла тысячу долларов. Две из плантаций, принадлежавших семейству Романов, использовались для съемок фильма "12 лет рабства". Сама эта история, собственно, тоже произошла на плантации дальних романовских родственников у одного из миссиссипских притоков.
Ближе к Батон-Ружу пошли заводы. Лужи стояли припорошенные асбестовой пылью. Не знаю, что на этих заводах производят, кажется, все-таки асфальт, но слово “асбест” очень шло ко всем этим трубам и белесым пыльным площадкам с вагончиками для охраны, из которых никто ни разу не вышел, хотя я несколько раз по ошибке заезжала в заводские тупики и разворачивалась.
После Батон-Ружа дубы пропали и потянулись сосновые леса. К тому времени я съехала дороги 18 на нормальный хайвей, который и привел меня в город Натчез, штат Миссиссипи. В феврале Натчез выглядел угрюмо. Деревья стояли полуголыми. Новоорлеанские плюс 26С сменились угрюмыми плюс 12С. Что надо в Натчезе посмотреть и как развлекаться, было неизвестно, поэтому я просто поехала по указателям для туристов в сторону исторической индейской деревни племени натчез.
Деревни как таковой там, конечно, не оказалось. На том месте, где чуть не тысячу лет до прихода белых жило индейское племя, обнаружилось пустое поле и огромный кусок леса с большим ручьем, несколько покатых погребальных курганов и магазин сувениров с туалетами. В одном из курганов в середине 18-го века похоронили последнего местного вождя по имени Солнце. В траве стояли таблички, предостерегающие от ядовитых змей. Я спустилась к ручью, пошла по тропе сквозь лес и вышла на дальнее поле, где спугнула стадо оленей. Они подпустили меня очень близко, надеясь, что я их не замечу. Так бы и вышло, но в последний момент у вожака не выдержали нервы, он вскочил и помчался через поле, сверкая белым подхвостьем, и остальные поскакали за ним. Шорох от их прыжков затих и снова вернулась тишина. Я подумала, что никто не знает, где я брожу, что лучшее в этом лесу я уже видела, и пошла обратно.
В сувенирной лавке рассказывалось о тропе Натчез, которая идет на Восток до Нэшвилла через леса (более 700 километров, использовалась индейцами с незапамятных времен) и об обычаях племени. Последнее - на основе записей, сделанных французами в начале 18 века. В процессе антропологических исследований натчез на французов напали и попытались их перерезать, французы ответили, и на этом история племени кончилась. Во времена Гражданской войны в Натчезе шли ожесточенные бои - воевали за то, какая сторона будет контролировать Миссиссипи, жители Натчеза северянам проиграли. Где-то тут на Миссиссипи северяне в первый раз в истории мировых войн потопили корабль южан торпедой.
И вот вроде бы всем Натчез хорош. Исторически ценен. Упоминается в летописях. Стоит на красивом обрыве над рекой. Доисторическая тропа натчез тоже пользуется популярностью у отдельных фанатов, по ней кто-то ездит на машине, кто-то устраивает пешие походы. Дома в городе ухоженные и богатые на вид - правда, люди, стригущие рядом с ними газоны, смотрят на чужаков подозрительно. Вдоль набережной работают казино. Но обаяния городу это не прибавляет, и стоит приехать в Натчез, как сразу же хочется уехать и никогда в нем больше не оказываться. Он чопорен, некрасив и оставляет унылое впечатление - в компании друзей в нем, наверное, можно выжить, но в одиночку тяжело. На окраинах путешественника встречают стандартные американские торговые плазы, выкрашенные желто-коричневым и вызывающие желание засунуть голову в духовку.
Почему-то именно про эти провинциальные городки разные голливудские деятели очень любят снимать кино. Может быть, потому, что они сами из таких мест сбежали, навсегда ими травмированы и пытаются эту травму как-то переработать, чтобы не ушибаться постоянно об эти воспоминания? Кассовым сборам должно помогать то, что эту травму с ними разделяет половина Америки.
Совершенно непонятно всегда, что с такой красотой делать. Сфотографировать не выйдет, потому что снимки никому не нужны и в любом случае не передадут этот чистый воздух, теплую луизианскую сырость, запах реки. Кладбищенскую пустоту вокруг.
Для настолько глухих мест там было удивительно много детей. У деревянных покосившихся домов валялись детские игрушки, велосипеды. Кузовы пластмассовых грузовиков были полны воды. Дальше по дороге начался туман - он лежал кусками, точно серое масло, машина въезжала и выезжала из него, иногда поле справо было все затянуто туманом, а на поле слева сияло солнце и одновременно моросил дождь. Дорожные знаки предупреждали об особо аварийных участках. Машин навстречу почти не попадалось, потому что я ехала не по скоростной трассе, а по забытой богом и историей дороге номер 18, повторяющей все изгибы Миссиссипи.
Когда видишь эти придорожные сценки, они не существуют в отдельности, как потом выйдет на фото. Они скорее кадр в кинофильме, и этот кадр связан со всем вокруг - с железнодорожными переездами и заколоченными магазинами, чавкающей под ногами красной землей, рекламными щитами с Иисусом.
Справа текла река, невидимая за насыпью. Время от времени дорога упиралась в тупик и тогда переходила на другой берег, взбиралась на мост. Сверху становились видны стоящие на якоре баржи и корабли: нижняя их часть тонула в тумане, поднимающемся над рекой, видны были только верхушки бортов и трубы. Где-то под баржами спали гигантские аллигаторы - каждый пятый аллигатор в Миссиссипи больше трех метров длиной, они там крупнее, чем где-либо еще на Юге. Берега были заросшие, непролазные, тоже почти неразличимые. Подобраться к воде было бы сложно. Да и незачем, в общем.
Не понимаю, как у Марк Твена Том Сойер и Гек Финн могли купаться в этой реке.
Я ехала вверх, через Батон-Руж до Мемфиса. Это больше 600 километров строго на север. Места вокруг были роскошные и в то же время нищие, точно одна гигантская декорация к первому сезону True detective. Проехала несколько полузатопленных кладбищ, почему-то устроенных не на верху склонов, а под ними. Поля с заброшенными деревянными домами и огромными южными дубами, свалки из сломанных пикапов и тракторов, которые в местном климате успели превратиться в кружева из травы и почерневшего металла. В один из пустых домов дом залезла и прошла по комнатам. Внутри не было ничего, кроме наполовину выломанных стен. Из окна открывался вид на дорогу и зеленый накат дамбы за ней, на мою арендованную машину, мокрую от дождя. Дальше стояли другие дома, обитаемые, судя по припаркованным рядом машинам. В другой реальности я могла бы быть тем человеком, что жил здесь, смотрел из окна на эту дорогу день за днем, а потом уехал или умер.
По обеим берегам время от времени возникали бывшие сахарные плантации - туристическая луизианская гордость. Из Нового Орлеана к ним возят автобусы с группами. От плантаторских особняков ко входам по-прежнему тянутся аллеи из южных дубов, посаженных три сотни лет назад. Деревянные одноэтажные бараки для рабов - на одну или две семьи, с камином посередине и лавками у стен. Колокол на деревянной вышке, чтобы подавать сигнал об окончании работ. Тени предков, конфедераты, белые платья Скарлетт.
Новый Орлеан практически весь выстроен на месте старых сахарных плантаций - изначально город был гораздо меньше, размером с Французский квартал. Когда ходишь по нему пешком, на каждом третьем перекрестке натыкаешься на указатель со словами о том, чья это была раньше плантация и откуда ее владельцы приехали. Имена в основном французские. Все эти раскидистые дубы, магнолии, пальмы, особняки с колоннами и подъездные дорожки из красного кирпича - парадные участки плантаций выглядят волшебно. Выяснилось, что я не могу спокойно на это смотреть, потому что рабство возмущает меня слишком сильно для того, чтобы проникнуться очарованием плантаторского быта, и чем роскошней дубовая аллея, тем сильнее меня корчит.
Одними из самых богатых луизианских рабовладельцев до Гражданской войны была семья Роман, потомки перебравшегося в Луизиану в 18 веке лионского буржуа. К началу следующего века они породнились с другими местными богатеями, и совместно расширенное семейство владело пятью крупнейшими плантациями, в том числе знаменитой "Плантацией дубовой аллеи". От Романов остался открытый для публики архив с частной и деловой перепиской, перепись имущества, включающая еще одну луизианскую знаменитость - раба Антуана. "Тридцати восьми лет, черный креол, садовник и специалист по пекановым деревьям”. Антуан вывел новый сорт пекановых орехов с такой тонкой кожурой, что ее можно было разломать руками. На момент смерти его инвентарная стоимость составляла тысячу долларов. Две из плантаций, принадлежавших семейству Романов, использовались для съемок фильма "12 лет рабства". Сама эта история, собственно, тоже произошла на плантации дальних романовских родственников у одного из миссиссипских притоков.
Ближе к Батон-Ружу пошли заводы. Лужи стояли припорошенные асбестовой пылью. Не знаю, что на этих заводах производят, кажется, все-таки асфальт, но слово “асбест” очень шло ко всем этим трубам и белесым пыльным площадкам с вагончиками для охраны, из которых никто ни разу не вышел, хотя я несколько раз по ошибке заезжала в заводские тупики и разворачивалась.
После Батон-Ружа дубы пропали и потянулись сосновые леса. К тому времени я съехала дороги 18 на нормальный хайвей, который и привел меня в город Натчез, штат Миссиссипи. В феврале Натчез выглядел угрюмо. Деревья стояли полуголыми. Новоорлеанские плюс 26С сменились угрюмыми плюс 12С. Что надо в Натчезе посмотреть и как развлекаться, было неизвестно, поэтому я просто поехала по указателям для туристов в сторону исторической индейской деревни племени натчез.
Деревни как таковой там, конечно, не оказалось. На том месте, где чуть не тысячу лет до прихода белых жило индейское племя, обнаружилось пустое поле и огромный кусок леса с большим ручьем, несколько покатых погребальных курганов и магазин сувениров с туалетами. В одном из курганов в середине 18-го века похоронили последнего местного вождя по имени Солнце. В траве стояли таблички, предостерегающие от ядовитых змей. Я спустилась к ручью, пошла по тропе сквозь лес и вышла на дальнее поле, где спугнула стадо оленей. Они подпустили меня очень близко, надеясь, что я их не замечу. Так бы и вышло, но в последний момент у вожака не выдержали нервы, он вскочил и помчался через поле, сверкая белым подхвостьем, и остальные поскакали за ним. Шорох от их прыжков затих и снова вернулась тишина. Я подумала, что никто не знает, где я брожу, что лучшее в этом лесу я уже видела, и пошла обратно.
В сувенирной лавке рассказывалось о тропе Натчез, которая идет на Восток до Нэшвилла через леса (более 700 километров, использовалась индейцами с незапамятных времен) и об обычаях племени. Последнее - на основе записей, сделанных французами в начале 18 века. В процессе антропологических исследований натчез на французов напали и попытались их перерезать, французы ответили, и на этом история племени кончилась. Во времена Гражданской войны в Натчезе шли ожесточенные бои - воевали за то, какая сторона будет контролировать Миссиссипи, жители Натчеза северянам проиграли. Где-то тут на Миссиссипи северяне в первый раз в истории мировых войн потопили корабль южан торпедой.
И вот вроде бы всем Натчез хорош. Исторически ценен. Упоминается в летописях. Стоит на красивом обрыве над рекой. Доисторическая тропа натчез тоже пользуется популярностью у отдельных фанатов, по ней кто-то ездит на машине, кто-то устраивает пешие походы. Дома в городе ухоженные и богатые на вид - правда, люди, стригущие рядом с ними газоны, смотрят на чужаков подозрительно. Вдоль набережной работают казино. Но обаяния городу это не прибавляет, и стоит приехать в Натчез, как сразу же хочется уехать и никогда в нем больше не оказываться. Он чопорен, некрасив и оставляет унылое впечатление - в компании друзей в нем, наверное, можно выжить, но в одиночку тяжело. На окраинах путешественника встречают стандартные американские торговые плазы, выкрашенные желто-коричневым и вызывающие желание засунуть голову в духовку.
Почему-то именно про эти провинциальные городки разные голливудские деятели очень любят снимать кино. Может быть, потому, что они сами из таких мест сбежали, навсегда ими травмированы и пытаются эту травму как-то переработать, чтобы не ушибаться постоянно об эти воспоминания? Кассовым сборам должно помогать то, что эту травму с ними разделяет половина Америки.
Комментарии
Отправить комментарий